С началом войны была нарушена привычная жизнь огромной массы людей: более 5 млн. человек оказались в действующей армии на западных рубежах страны. Призванные по мобилизации проходили подготовку в тыловых гарнизонах. Началась эвакуация из районов прифронтовой полосы. Все сдвинулось с привычных мест, переехало, поменяло адрес. Миллионы семей оказались разлучёнными. И только почта могла помочь жителям огромной страны не потерять друг друга.
При резко возросшем объёме переписки недоставало конвертов и открыток. Многочисленные издательства приступили к их выпуску, но на передовую в первую очередь доставляли боеприпасы, сухари, консервы, спирт, мешки с почтой. Конвертов не хватало. В такой-то обстановке и родился фронтовой “треугольник”, народ прозвал его солдатским.
Письма с фронтов Великой Отечественной войны – документы огромной силы. В пропахших порохом строках – дыхание войны, грубость суровых окопных будней, нежность солдатского сердца, вера в Победу… и надежда на то, что тебя ждут дома: любимый человек, дети, родители.
Именно во время первого года войны родилось стихотворение Константина Симонова «Жди меня». Изначально «Жди меня» было очень личным, но его строки нашли отклик в душе каждого солдата, и с фронта полетели письма-стихотворения.
Кроме писем-ожиданий была ещё одна разновидность: письма-прощания. В своих последних строчках солдаты говорят о любви, о победе, о том, что их смерть не напрасна. Именно об этом письмо от 28 июня 1941 А. Голикова, ему было 24 года…
Многие письма бойцов написаны бесхитростным языком, в основном о том, что их волновало. Только вот читать эти строки сложно – комок застревает в горле, а на глаза наворачиваются слезы.
Михаил Кокотеев, так же как и отец и старший брат, ушёл на фронт. Сразу после выпускного вечера вместе с одноклассниками пошёл в военкомат и подал заявление с просьбой отправить его на фронт. Он ушёл воевать в возрасте 17-ти лет.
В фондах музея хранятся 17 писем, рассказывающих о мечтах, надеждах и призрачных планах юноши, практически мальчишки.
Судьба распорядилась иначе: планам Михаила не было суждено сбыться. В 19-летнем возрасте он погиб, семья узнала об этом из письма его друга – Петра Бойко.
На погибших солдат приходила «похоронка». Она отличалась от «солдатского» письма и по форме: извещение о смерти было прямоугольной формы.
Очень часто, женщины, встречающие почтальона, только по его виду могли сказать – есть ли похоронка в его сумке, и каждая замирала в ожидании: какой же формы будет доставшееся ей письмо.
Игорь Михайлович Гаев, во время войны иногда разносивший почту, вспоминает: «Издалека они видели меня, наверное, по моей походке узнавали, по моему настроению, что я несу. Если треугольник, то кричат: «Что ты еле тащишься как корова. Давай, беги скорее!» Но, бывало, нёс жёлтый конверт, из какой-то грубой бумаги, напечатанным типографским шрифтом. Этого конверта женщины страшно боялись. Когда подавал такой конверт, женщина замертво падала и кричала, выла, скребя землю руками. Остальные молча, скорбно смотрели на неё».
Иногда о смерти боевого товарища писали письма в городскую газету. Иван Лепихин был убит в июле 1943 года, а письмо о его смерти было опубликовано в сентябрьском номере шадринской газеты.
Была в газетах и переписка другого плана: 17 июня 1943 года по радио прочли письмо защитника Одессы Михаила Леонова, в своём письме он говорил о том, что он потерял свою семью: его мать была убита немецкими захватчиками. На это письмо откликнулась жительница города Шадринска А.И. Кузнецова. Вот так через газету мать нашла сына, а сын – мать.
В адрес газеты приходили и слова благодарности, адресованные всем жителям нашего города.
Посылки уходили из тыла на фронт. Посылки отправляли и предприятия, и школьники, и, конечно же, в каждой посылке были письма, записки, пожелания. И на эти письма-записки приходили ответы от благодарных воинов.
Письма с фронта… Такие разные, но в то же время, объединенные мыслями о семье и доме, воспоминаниями о прошлом и мечтами о будущем.